Однажды Наруто зашёл в тупик. По привычке он позвал: "Саске", но тень, за которой он гнался пару секунд назад, прошла сквозь стены, и откуда-то из-за скрытого бетоном пустующего пространства резко вырвалось, ударяя по ушам, твёрдое холодное: "Уходи!"
- Не в этот раз, теме, - выкрикнул в ответ Узумаки и принялся крушить стену кулаками.

Нам нет пути назад (Саске/Наруто)

Это было его желанием - убежать как можно дальше. Оказавшись за пределами Конохи, Саске на мгновение обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на желтеющие огни небольших домишек. Захотелось вернуться, но, изо всех сил сжав тонкими пальцами лямки рюкзака, он резко рванул во тьму. Там уже ждал сладкоречивый Орочимару, сулящий неизбежную победу над страшным ублюдком Итачи, чьё безнаказанное величие странным образом манило. Позади осталась спящая Коноха с грустным добе, свернувшимся калачиком на самом краю просторной для одного постели. На губах остался привкус предательства, кисло-сладкий, как и запах внутренностей старого дома на окраине Конохи, где долгое время ютился бок о бок с последним ребёнком клана затхлый дух смерти. Тогда казалось, что нужно лишь убежать, чтобы забыть обо всём случившемся. Так и было, и жалеть вроде бы не о чем. Вот только обратно швыряло с такой силой, что всё чаще и чаще возникало желание повернуть в сторону дома. Но назад пути уже не было, что бы там ни лепетал добе. Едва заметная тропинка, ведущая к желтеющим огням небольших домишек, осталась за чёртой, отделяющей деревню от ведущего прямиком к силе Леса Смерти.

Желание жить (Итачи/Кисаме)

- В общем, поймал я его лишь на окраине Скрытого Облака, - Кисаме ухмыльнулся, закидывая Самехаду на плечо.
- И?
- Пришиб, конечно.
- Что ж ты так? И не пытал даже...
- Он с башкой отрубленной лежал и всё равно продолжал извиваться. Даже бормотал что-то.
- Это интересно... - Итачи скривил губы.
- Смешно... Он так сильно хотел жить...

На пути в Коноху (Итачи/Кисаме)

- Небо плачет, видишь? - Кисаме задрал голову вверх, к заслонившим солнце тучам.
- Нет, не вижу. Но раны сегодня ноют: видимо, вновь будет лить весь день, - ответил Итачи, не открывая глаз.
- Когда кончится этот чёртов дождь? - меняя напарнику повязку, Кисаме случайно царапнул ногтем гладкую щёку. Мигом показалась кровь.
- Прости...
- Самое время идти в Коноху, - кажется, Итачи почувствовал. Провёл пальцами по царапине, слизнул с них собственную кровь.
- Думаю, нас уже заждались.

Слухи (Итачи/Кисаме)

- Сегодня Саске видели неподалёку от Селения Звука. Поговаривают, что он всё же прикончил Орочимару, - внезапно сказал Итачи, поглядев на напарника.
- Слухи часто врут, Итачи-сама. К тому же, старый змей всегда найдёт, как просочиться наружу, - зубы Кисаме лязгнули, он засмеялся.
- В последнее время он был слишком измотан.
- Кто знает? И разве это помешает ему завладеть телом твоего брата?
- Нет, Кисаме-сан, пожалуй, не помешает... - юноша задумчиво потёр пальцем нижнюю губу.
- И откуда такая информация?
- Птичка на хвосте принесла.
- Не удивлюсь, если чёрная, - высшая степень сарказма из уст Кисаме.

Скала и Песок (Сасори/Дейдара)

"...Он не должен был умереть так. Он должен был жить долго, бездушно, красиво, демонстрируя всему миру своё безупречное искусство делать из людей неподвижных кукол...", - и вновь, остановившись на этом моменте, Дейдара внимательно посмотрел на своего жаждущего продолжения рыжеволосого внука.
- Вот только одного он не учёл, мой мальчик. Доски то гниют, гниют, а вот глина...
- А вот в глине-то в землю и не закапывают, - ухмыльнулся пренаглый юнец и, показав деду язык, живо нырнул бабке за спину:
- Искусство - это вечность, - заявил он оттуда. Хитрая рожа смотрела с вызывом.
- Вроде бы сдох, а яды всё распространяет, - горестно пожаловался подрывник.
- Такой-сякой, - заорала на него старуха, - сидит тут, в ус не дует. Дома ничего не сделано, а он всё "Бум! да Бум!, Бум! да Бум! Весь дом мне изгадил..."
- Всегда знал, что нельзя жениться на бабе из Песка, - тихо-тихо, так, чтобы жена не услышала, пробубнил он. Внук, внезапно выпрыгнувший из-под самого бока, как истинный вражеский лазутчик помчался к бабке, ушедшей было на кухню, ябедничать на деда. В кого он такой уродился, Дейдаре было невдомёк. По-молодецки уклоняясь от пущенного крепкой женской рукой куная, Дейдара лишь нервно заворчал:
- Эх, Сасори, Сасори, и на кого ж ты меня, деревянная задница, оставил...